22 июня ровно в четыре часа… Уже осталось не так много даже тех, кто родился в тридцатых годах прошлого века и кто помнит этот солнечный воскресный день начала самой кровопролитной войны нашего времени. Враг напал неожиданно, без объявления войны. Но страна знала, и об этом твердили все газеты, радио и кинофильмы, что «от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней», что «чужой земли мы не хотим не пяди, но и своей вершка не отдадим». И люди, не дожидаясь призывной повестки, шли в военкоматы, веря, что вот месяц или несколько месяцев, и война завершится неизбежной нашей победой.
В те летние месяцы сорок первого многие недоумевали: как же так, ведь у нас договор с Германией с 1939 года, Сталин даже тост поднимал за здоровье Гитлера… Западные страны к сорок первому году объявили экономическую блокаду фашистскому агрессору, и только СССР продолжал снабжать Германию всем необходимым. Для германской военной экономики это было спасением. В январе 1940-го Молотов отметил: «Мы даем Германии сырье, которое не является для нас излишним, а делаем это за счет урезывания нужд обороны и хозяйственного плана». Сталин, уверовав в собственную гениальность, полагал, что Гитлер не иначнет войну в сорок первом. Ссылка на то, что «пакт Молотова – Риббентропа» помог отсрочить начало гитлеровского нападения и лучше к нему подготовиться, просто несерьезна. Достаточно указать, что 6 июня 41-го года Политбюро приняло секретное решение «из особых резервов» поставить Германии тысячи тонн стратегического сырья. И это всего за пару недель до рокового 22 июня!
Готовя нападение, Гитлер ясно представлял слабость Красной Армии, потому что Сталин (что удивило даже такого душегуба как фюрер) с середины тридцатых годов подверг репрессиям 40 тысяч командиров среднего и высшего армейского звена. Из 5 маршалов были уничтожены трое, из 15 командармов – 13, из 186 комдивов – 154, были расстреляны все командующие флотами, из 86 членов Военного Совета осталось только 7… «Первый маршал» Ворошилов тогда докладывал, что выявление «врагов народа» в армии продолжается. Репутация Красной Армии после сталинских репрессий и неудачной финской войны была такова, что Гитлер не сомневался в быстрой победе.
Страну нашу от общего поражения в войне спасли героизм бойцов и командиров, безграничность территории и людских ресурсов и природно-климатические условия. Сталинская же «подготовка» к войне привела к катастрофе летом и осенью сорок первого: безвозвратные потери составили 3,1 миллиона человек, 101 тысячу орудий и минометов, 20,5 тысяч танков, 17,9 тысяч боевых самолетов… Это практически все, что было подготовлено к началу военных действий, и фашистским полчищам хватило всего нескольких месяцев, чтобы подойти к стенам Москвы. Маршал А.Василевский, возглавлявший во время войны Генеральный штаб, отмечал: «Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году».
В наши дни, хотя и минуло с той поры почти 70 лет, мы постоянно с гордостью вспоминаем майские дни сорок пятого года, но старательно обходим, словно бы вычеркивая из памяти, многие трагические дни поражений и потерь. Вот и недавно в Нормандии, где отмечали важную историческую дату – 70 лет открытия Второго фронта, наш президент на встрече с французскими ветеранами, сказал, что он не против восстановления городу на Волге имени Сталинград, но при этом добавил, что надо посоветоваться с жителями города. Путину, как мне показалось, очень бы хотелось, чтобы жители поддержали его скромнее «я не против». Как ответят жители в такой ситуации, можно предсказать заранее. Но при этом надо бы спросить и те миллионы соотечественников, чьи жизни унесла война (и не только война), хотят ли они снова возносить на пьедестал того душегуба, что не дал им дожить до сегодняшних дней. Правда, Путин с десяток лет тому назад говорил, что возвращение городу на Волге имени Сталинград, может быть воспринято как возврат к временам сталинизма. Но ныне он, видимо, против этого возврата не возражает. Так уж не лучше ль тогда вернуть старое имя городу – Царицын.
Анатолий Кириченко