Недавно по телевидению показывали легендарный фильм Сергея Колосова «Помни имя своё», в главной роли – великая русская актриса Людмила Касаткина. Она сыграла одну из узниц фашистского концлагеря Освенцим. Как и многих других пленных женщин, её тоже разлучили с маленьким ребёнком, но уже после окончания войны она не оставляла надежд, что сможет найти своего единственного сына. Пролетел не один десяток лет, и, казалось, что её поиски не увенчаются успехом. Но женщина не опускала руки и… нашла.
Судьба каждого бывшего узника концентрационных лагерей заслуживает отдельного внимания. В Люберецком районе сегодня их проживает около 230 человек, а в начале девяностых годов было порядка пятисот. Это узники Дахау, Бухенвальда, Освенцима, Равенсбрюка, Озаричей, Молодечно, Рославля. Биографические сведения о многих из них собраны в книге «Непокорённые», выпущенной несколько лет назад в Люберцах. Два года сбором материалов для этого уникального издания занималась председатель местной общественной организации бывших узников фашистках концлагерей Нина Фёдоровна Белоусова.
Она родилась в Брянской области. Всего четыре года ей было, когда немцы напали на Советский Союз и уже в первые месяцы войны заняли Брянщину.
- У нас была счастливая семья: мама, папа, трое детей и бабушка, – вспоминает Нина Фёдоровна. – Отца Фёдора Дмитриевича на фронт не взяли, потому что как у работника железной дороги у него была броня. Но в начале войны он погиб, попав под бомбёжку. На полях сражений полегли и оба мои дяди. Мама Мария Варфоломеевна осталась воспитывать троих детей одна: мою двухлетнюю сестру Таню, меня четырёхгодовалую и восьмилетнего брата Ивана. Но я всё помню как сейчас. Мы пережили очень тяжёлую жизнь, дважды были под расстрелом. В первый раз, когда наступали немцы, люди уходили подальше в лес. А мы, дети, далеко, конечно, уйти не успели, и нас тут же взяли и пригнали в село Негино. Посадили под пулемёт, и целый день мы сидели под прицелом. Но потом кто-то из старших по званию смекнул, что если нас расстреляют, то тела придётся закапывать, а кому нужна лишняя работа? И поступило предложение запереть нас в деревянном доме и сжечь. До сих пор помню тот домишко с заколоченными окнами. Но нам повезло, что в этом селе полицаем работал мамин знакомый. Он сумел убедить немцев, что никакие мы не партизаны, и всех отпустили. Так он спас нам жизнь, хотя самого, как позже нам рассказывали, кто-то предал, и он был расстрелян.
Мы дошли до деревни Шилинка, где у нашего отца до войны был построен большой дом с шикарным садом. Но оказалось, что немцы разместили в нём свой штаб. А чтобы к дому не смог подкрасться ни один партизан, сад, конечно, был полностью вырублен. Пришлось скитаться по дворам, ночевали кто где. Деревня наша находилось около леса, поэтому ночью время от времени сюда приходили партизаны. Местные жители помогали им и продовольствием, и одеждой – у кого что было. Немцы это просекли и решили всю деревню сжечь. В декабре 1942 года людей повыгоняли на мороз. И начали поджигать один дом за другим. Все крыши были соломенными, поэтому дома горели, как свечки. К утру от нашей большой деревни ничего не осталось. Сначала подумали, что нас расстреляют, но – нет! Всех распустили, и мы бежали в Суземку. Остановились у знакомых. Но здесь мы и полугода не прожили. 23 мая из леса вышел немецкий отряд. Всех, кто попадался им на пути, они расстреливали. Выгоняли людей из подвалов, с чердаков… Кто первым вышел – все полегли. А нас мама в охапку – и опять в подвал. Так и уцелели.
Когда немцы прошли, мы поднялись на улицу и увидели десятки расстрелянных людей. Среди погибших лежала и наша бабушка. Потом я узнала, что только в тот день в деревне погибло около пятисот мирных жителей.
Назавтра всех, кто остался в живых, погнали под конвоем вперёд. Мама успела с собой захватить только кулёчек жита. Овчарки, немцы с оружием… Страшно вспоминать. Километров пятьдесят мы шли под дулом автоматов. Когда на пути попадалась небольшая лужица, мама размачивала в ней кусочек жита и давала нам пожевать. Есть-то никому не давали. Тех, кто отставал или не мог идти дальше – расстреливали на месте. Нас пригнали в город Локоть Брянской области, на месте бывшей тюрьмы немцы организовали здесь концлагерь. Помню, как фашисты допрашивали, пытали и избивали партизан и пленных. Но недолго мы тут пробыли – пешком нас погнали в село Брасово, через которое проходила железная дорога. Здесь всех посадили в товарные вагоны и повезли на запад. Ехали долго, вагоны были забиты битком. Теснота, духота, ни есть, ни пить не давали… Привезли в Белоруссию, в концлагерь в Молодечно. К счастью, шла весна 1944-го года, и советские войска уже начали освобождать он фашистских захватчиков Европу.
В Витебской области на железнодорожной станции Глубокое, куда мы прибыли, нашу семью пригласил к себе белорус Антон Семанкович, он держал большое хозяйство. И мы действительно попали в хорошую семью. Антон жил с женой и дочкой моего возраста. Здесь нас уже никто не обижал. До сих пор помню, как за три года я впервые выпила кружку парного молока… В концлагере ж давали только похлёбку и воду, да иногда мама приносила какую-нибудь картошину или кусочек хлеба.
Жили мы здесь в небольшой хатке с земляным полом и печкой. Наёмных рабочих у Семанковичей не было, они нанимали людей только когда нужно собирать урожай. Мама работала у них на поле, а когда повзрослели мы, тоже пошли к нему трудиться. Лён жали, сено сгребали, коров пасли.
Из-под палки никто не работал. Антон даже выделил нам небольшой участок земли, на котором мы выращивали для себя овощи. У нас были две козочки, а позже ещё и корова. Мы прожили здесь до 1951 года. Наверное, могли бы и раньше от них уехать, но так складывались обстоятельства: мамина младшая сестра с сыном во время войны была угнана в Германию, и когда они вернулись на родину, мы списались. В письме она сообщила, что «если можно жить, то живите, потому что у нас (в Брянской области) голод. Всё уничтожено».
В Белоруссии я окончила шесть классов. Начальная школа была рядом с домом, а в 5-6 классы ходила за восемь километров – в Глубокое. По счастью, здесь уже жил наш старший брат Степан, который перед войной уехал на заработки. Все сведения о нём тогда были потеряны, а в 1949 году он вернулся с Севера, где в войну работал шофёром, подвозил снаряды и провиант на линию фронта. А в Глубоком он жил уже с женой и ребёнком. Я частенько осталась у них ночевать. Утром отводила их дочь в детский сад, а потом сама шла в школу.
Но в 1951 году мы вернулись в Брянскую область. Там я окончила 10 классов и в 1955 году приехала в подмосковное Раменское, где жил мамин крестник. Вскоре родной дядя моей одноклассницы, которая тогда уже жила в Томилине, помог ей устроиться на Красильно-отделочную фабрику в Москву, а мне – на завод «Готовальня», что на Электрозаводской улице.
Возвращаться в вечернее время домой было страшновато. Тем более, чтобы добраться до деревни Дергаево, где жила семья маминого крестника, от железнодорожной платформы приходилось ещё несколько километров идти пешком через лес. Недолго думая, я перебралась в Томилино, поближе к своей подруге, с которой в школе мы сидели за одной партой. А приютила меня одна очень хорошая семья. Женщина относилась ко мне, как к родной дочери. Её супруг дядя Вася в то время работал на 41-м заводе железнодорожной техники в Томилине, а многие другие жители посёлка – трудились на Томилинском электровакуумном заводе. И чтобы не ездить мне на работу в Москву, дядя Вася предложил перевестись сюда. Я согласилась, и с 1958 года стала работать здесь, в Люберецком районе.
В 1962 году вышла замуж, а вскоре у нас со Станиславом Емельяновичем родился первенец – Андрей. С работы временно пришлось уйти, но когда сынишка подрос, устроилась на Центральную базу № 1 Московской конторы управления, снабжения и комплектации предприятий авиационной промышленности «Лазурь». Здесь прошла трудовой путь от инспектора до начальника отдела кадров. В 1965 году вступила в компартию, затем окончила Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Долгие годы работала секретарём комсомольской организации, в 1980-е годы была депутатом Томилинского поселкового Совета народных депутатов трёх созывов.
У меня действительно очень интересная и насыщенная жизнь, и я не привыкла сидеть без дела, поэтому даже сейчас продолжаю вести активную общественную деятельность в районе. А ещё я очень счастливый человек – у меня два прекрасных сына – Андрей и Сергей, четыре внучки – Катенька, две Маши и Вика и один правнук Юра. Ну разве это не чудо?
Богдан КОЛЕСНИКОВ
Фото автора и из архива