Шпионы предпочитают непогоду...
Опубликовано - 06.02.22 в 14:00 время чтения ~ 10 минут
-А вы с Москвы?
Худенький паренек, драивший палубу, стрельнул у нас с сигарету.
-Да.
-С самой?
-А ты?
-Я – с Люберец. Как там столица? Стоит?
-Ждет тебя на дембель…
Туман, желтый туман висел над Охотским морем. И сквозь белесо-желтоватые взвеси оранжевым кругом просвечивало солнце. Мы шли на буксире, чтобы к ночи пересесть на сторожевик «Корсаков».
Сегодня у морских пограничников – праздник, день части. Капитан буксира никак не хотел везти телегруппу из Москвы, но приказ есть приказ, и чья-то шкодливая рука, пока шло построение на берегу, намалевала на корме шашечки – мол, такси свободен, пожалуйте кататься…
К ночи туман сгустился и стал вязким, осязаемым. Поднялась волна.
-Успеть бы,-тревожился капитан.-Шторм идет…
И вот посреди пустынного осеннего моря в сиянии огней показался красавец «Корсаков».
Как мы запрыгивали с низенького буксира на высокий борт сторожевика – лучше не вспоминать.
Волна била в борта, заставляя их сходиться и расходиться, не поймаешь момент – угодишь вниз и будешь раздавлен.
Но мы удачно перебрались – главное, не пугаться. Испугаешься – потеряешь сноровку.
-Ужинать будете?-Спросили нас.
-С удовольствием.
В кают-кампании каждый накладывает себе пищу сам. Среди офицеров принято обращение исключительно на «вы», и мы знаем этот закон моря. Особенно тщательно он соблюдается на подводных лодках – поход, стресс, а если еще кто-то под толщей воды начнет переходить на личности, нервничая и нервируя других – жди беды.
…Днем, после построения, мы видели, как командир части тяжело решал вопрос с топливом, уговаривая спонсоров дать его – начало двухтысячных годов, страна только-только отходила от ужаса и разрухи девяностых.
Спонсоры спорили. Спонсоры! У пограничников! Но, заметив, как побагровел командир, как сжал кулаки, согласились.
-Но это же нонсенс…У пограничников нет топлива. И кто эти люди, у которых вы его взяли?
Командир нехотя ответил:
-Рыбаки. Не браконьеры.
Мы уже видели самолеты Дальней авиации на приколе – в небо ТУ-95, построенный еще при Сталине, поднялся на пятнадцать минут исключительно ради телевидения. Мы встречали летчиков, за десять лет службы отвыкших летать – они вообще не летали после училищ.
Нет топлива!
И этот позор давил, не давая дышать.
И я не могу забыть, как на атомном подводном крейсере командир, приглашая нас к обеду, весь багровый от стыда, принимал за моей спиной, отвернувшись, бутылку водки от нас – у него не было денег на угощение, и нас попросили в штабе захватить водку с собой.
И мы понимали, что так дальше продолжаться не может, и слабый ветерок перемен, буквально – легкое дуновение, уже ощущалось в атмосфере.
-Да, похоже, волна идет.-Сказал штурман «Корсакова».-Вовремя перескочили…
Мы уже расположились отдыхать в каютах офицеров, стоявших вахту, как пронзительная сирена выкинула нас из коек.
Тревога!
Боевая тревога!
Мы взлетели на мостик.
Поднялся на него и отдыхавший капитан.
-Полный вперед!
-В чем дело, капитан?
-Цель.
-Что за цель?
-Похоже, нарушители. Никого в этом квадрате быть не должно.
Ночь и туман, холодный дождь. Волна усилилась, и «Корсаков» резал ее носом, а черные валы вздымались и горбились, белея барашками на гребнях, вокруг.
-На запросы не отвечают!-Радист вырос перед капитаном.
-Сколько до цели?
-Десять миль!-Ответил штурман.
-Расчеты по местам!
Холодок скользнул ящерицей по спине.
-Будете стрелять?
-Нет, по попке похлопаем…-Ответили мне.
Сутки назад «Корсаков» поймал в море браконьера с тремя тоннами крабов и конвоировал его в часть. А на берегу уже ждали корабль адвокаты, помахивая кипами бумаг, и скалились хозяйчики-браконьеры, надеясь на свою неуязвимость – мол, запутают судейские крючки дело, отмажут, не впервой...
А крабы в трюмах пускали пену и задыхались без свежей воды, и экипаж сторожевика был бессилен им помочь.
-Вот отсюда спонсоры и берутся,-Вспомнил я разговор с командиром части.-Некоторые вообще у нас раньше служили. Но если ловим на браконьерстве – пощады нет.
-Какой же спонсорам интерес?
-Мало ли преференций…Кое-что мы можем – в рамках закона.
-Что, капитан? И этих отмажут?-Спросил я командира «Корсакова».
-Может, и так. И что прикажешь делать? По головке погладить? Мол, беспредельничайте дальше, а мы – так, погулять вышли?
-До цели – пять кабельтовых!-Резанул по нервам голос вахтенного.
-Включить прожектора!
Завыла сирена, и мощные прожекторы разорвали темноту.
И в лучах света билась, как пойманная в силки, черно-желтая ночь. И косые струи секли «Корсаков», и туман, туман, какой никогда не увидишь нигде, кроме Дальнего востока, забивал носоглотки.
-Все…Ушла…-Выдохнул штурман.
-Как ушла? Кто ушла? Куда?!
-Цель ушла.
-Это как?!
-А вот так. Подлодка.
-И что – все?!
-Дак на то она и подлодка…Мы ее к островам прижали, на мель выводили, а она – нырь, и – до свидания…
Мы молчали.
Усталость безумной ночи наваливалась на нас.
«Корсаков» замедлил ход.
Впереди, в лучах прожекторов, виднелись безымянные острова. Так, островки, мели, банки в океане.
-Китайцы? Американцы?-Спросили мы.
-Пойди, узнай…Спросить теперь не у кого.
Серенькое утречко вставало над Охотским морем. Волна улеглась, туман подрассеялся, и насколько хватало глаз – серые безлюдные волны, никого, никого, никого…
-Ты китов видел хоть раз?-Спросил я вахтенного.
-Не. Белух только…
Мы шли курсом на материк. Удушливый запах соляры разносил над волнами легкий ветерок, рвал дым, рассеивал.
-А у вас тоже работка…Та еще!-Сказали нам офицеры.
Мы это слышали повсюду, и было отрадно, что люди понимают, что телевидение – это не только бла-бла-бла с экрана и торговля лицом.
Это еще и пот и слезы, а порой – и кровь, пронеси мимо, Господи, эту чащу!
На обед была уха, и крабы. Да, те самые дальневосточные крабы, деликатес из деликатесов на Большой Земле, и самая обыденная пища здесь. Огромный краб стоит здесь копейки, трехлитровая банка икры – чуть дороже.
-Вот так, на икре, всякая мразь здесь и поднимается, а реки все на Сахалине уже взрезаны, рыба в них на нерест не заходит, а им – плевать, губят все под собой,-сказал штурман.
Это правда. По осени сюда устремляются конкуренты местных браконьеров со всей матушки-России.
Бьют рыб дубинками, косяками идущих на нерест, вспарывают животы, солят икру бочками по пятьдесят-сто килограммов.
Рыбу бросают гнить по берегам, горбуша здесь за добычу не считается, а вот икра у горбуши – лучшая.
-И как вывозят?
-Спроси, парень, чего полегче. Сам не понимаешь?
Понимаю. И тем мужественнее и безотраднее представляется мне скорбный труд морских пограничников, чуть не в одиночку противостоявших тогда, в начале двухтысячных, валу беспредела и вседозволенности, расчеловечивания и потери остатков нравственности.
-Да не одни мы,- отмахнулся капитан.- Далеко не все разум и стыд потеряли, перетерпеть надо, человеком остаться. И все на круг вернется, время такое, вся гниль повылезала.
И добавил, помолчав:
-Жизнь!
…Мы десантировались на берег в Заливе Терпения. Надувная лодка, спасательные жилеты, опять сосет под ложечкой чувство опасности.
Никого. Серый океан, сонно дышащий во сне. Оранжевые спасжилеты, черные береты морской пехоты и тельняшки нам в подарок.
-Готов?-Спросил я оператора Белова, когда мы сошли на берег.
-Усехда хотов!-Ответил он.
Он махнул рукой – мотор!
Мы вышли в эфир.
-Как бы то ни было, но мы сегодня первыми встретили рассвет, -сказал я.- Вы еще спите по всей нашей земле, вы и во сне не видите того, что видим мы.
Я перевел дух.
И сказал, прямо гладя в глаза всем вам:
-С добрым утром, Россия!