История мест с Игорем Воеводиным. Сокол дает «добро».

Первый раз я познакомился с Люберцами, когда мне было лет двенадцать – в самом конце Рязанского проспекта жили наши близкие родственники, и однажды, когда я с родителями был у них в гостях, двоюродный брат и предложил:



Опубликовано - 11.12.21 в 15:00 время чтения ~ 8 минут



-Махнем в Люберцы за сладкой ватой?

Сладкая вата! Диковинное лакомство детства – огромный воздушный шар на палочке, его глотаешь, а он все не кончается…

-А там есть, что ли? - Спросил я. Дело в том, что в тогдашней Москве семидесятых годов прошлого века продавали это чудо далеко не везде. Если мне не изменяет память, то одна точка была в Парке Сокольники, вторая – в Парке Горького.

-А то ж! – Ответил родственник.

И мы, выцыганив у родителей, изрядно подобревших за праздничным столом рубль, отправились в экспедицию.

Рубль был железным. От станции метро «Ждановская» в Люберцы ходили автобусы. И где-то на Октябрьском проспекте – но вот в какой его части, уже не помню, возле автобусной остановки действительно стоял ларек с надписью «Сладкая вата».

О, нега! О, блаженство! О юности честное зерцало, полное надежды и огня! О, звериный оскал бытия!

Ларек был закрыт.

Мы потоптались возле него в нерешительности. Падал мелкий снежок – но увы, не сладкий.

-С какого района, пацанчики? – Раздалось над ухом.

Перед нами стояли три подростка. Старшему и самому рослому было на вид лет шестнадцать, самый мелкий был чуть постарше меня.

Я проглотил язык – на проспекте Вернадского, где я тогда жил, стычек со шпаной практически не было – по причине отсутствия таковой.

-С Рязанки,-хмуро ответил брат.

-С Рязааанки? Со старой, с новой?

Вопрос был непростой – два этих микрорайона враждовали.

-С новой…

-А кого с пацанов знаешь?

-Сидора. Лобзика. Митяя…

Пауза. Имена, видимо, что-то значили для подошедших.

-Ну, а ты? – Спросили меня.

Я молчал.

-Да сунуть ему, и все! – Подал голос мелкий.

И тут я заметил киноафишу – прямо на остановке. Там висела реклама фильма «Приключения желтого чемоданчика», уже год с успехом шедшего в кинотеатрах.

-А я …А я… А я – вот! В «Чемоданчике» снимался!

Опять повисла пауза, и она нехорошо затянулась.

-Ну, а за брехню сейчас оба огребете,- высказался третий, крепкий на вид.

И замахнулся.

-Постой-ка. – Вдруг сказал старший. – И кого ты там играл?

-Б…Болтуна…

Раздался общий хохот.

-А ну, изобрази чего-нибудь!

-Мне училка поставила три с плюсом, и сказала, что это – тоже самое, что четыре с минусом…-Скороговоркой начал я. – Так поставьте мне четыре с минусом!

Трое впились в меня глазами.

-А ведь похож…-Уронил третий.

-Точно, не врет. -Вынес вердикт старший.

И, хлопнув меня по плечу, сказал:

-Не дрейфь, пацанчик! Кто подойдет – говори Сокол пропуск дал!

Все расслабились, с плеч схлынула гора.

-А ваты давно уже нет…-Сказал мелкий, и шмыгнул носом. И они ушли, а мы остались.

И потом, купив два пломбира по сорок восемь копеек, вернулись домой.

                                       Странная «Улыбка»

В начале девяностых на эфирные просторы вырвалась программа «Времечко», где я был ведущим буквально с самого начала. Времена были странные, если говорить мягко, и все кривые ухмылки, если не сказать «гримасы», попадали под огонь нашей критики. Репортеры и ведущие были сплошь молодые, бесстрашные, готовые ввязываться во всевозможные истории. Запомнился некий батюшка в окрестностях Люберец, в одном из сел – он разбил на погосте огород.

-А мне витамины нужны, я от Советской власти натерпелся и здоровье подорвал, - заявил он нам на камеру.

В самих же Люберцах мы обнаружили похоронное бюро с игривым названием «Улыбка» - еженедельно «Времечко» объявляло награду за самую лихую новость, и об этом бюро нам сообщили зрители.

Вообще, программа строилась отнюдь не на официозных новостях с телетайпных лент, а по сообщениям зрителей – которые, конечно, мы проверяли по мере возможностей.

-Здравствуйте. А почему вы так весело называетесь? – Спросил я, войдя в похоронное бюро где-то на окраине города.

Работала телекамера.

Девушка за столом подняла бровь и ответила:

-Так клиенту же приятно, если мы встречаем его с улыбкой!

И широко улыбнулась.

Перед ней сидели чьи-то заплаканные родственники. Кругом стояли венки с траурными лентами – «От друзей», «От товарищей по работе» и так далее.

-Вам это не кажется неуместным? – Спросили мы.

-Наоборот! Улыбка помогает жить!

Степень абсурда зашкаливала.

Мы вышли. К нам подошли два плечистых парня – охранники бюро.

-Вы чо тут?

-От улыбки станет всем светлей! – Громко ответил мой оператор.

-От улыбки в небе радуга зажжётся! – продолжил видеоинженер, бывший спецназовец и чемпион Восточной Европы по боксу.

-Поделись улыбкою своей – ну а мы к вам больше не вернемся! – Добавил я, и мы, быстро сев в редакционную машину, укатили.

Сюжет вышел этим же вечером. Наверное, это не самый жуткий оскал того времени, но очень показательный – в нем, как в зеркале, вся тогдашняя мораль.

Вернее, ее отсутствие – но, согласитесь, далеко не у всех, подавляющая часть населения сохранила в себе и благородство, и честь, и этикет.

Наше общество оказалось здоровее в моральном плане, и - где та «Улыбка»?

Смазало ее время, стерло, она растаяла.

                                              Молчаливая любовь

В первые месяцы выходы программы «Времечко» мы объявили конкурс ведущих. Пришли сотни людей, несколько человек мы взяли для работы корреспондентами, и впоследствии пара человек стали настоящими звездами телевидения.

-Вы откуда? – Спросили мы высокую и скромную девушку, очень неброско одетую.

Она ответила:

-Я живу в Люберецком районе.

И больше о себе сообщить ничего не пожелала.

-Землячка,- отметил я, и сохранил ее телефон.

Что-то во мне шелохнулось – может, какая-то вселенская грусть в ее глазах запала мне в душу?

На работу ее не взяли.

Я позвонил через неделю.

-Встретимся?

-Давайте. – Она согласилась просто и спокойно, будто ждала.

Я не знаю о ней ничего – она упорно не желала о себе рассказывать. Я не знаю, кем она работала, где именно жила, где училась.

-Зачем тебе все это? – Спрашивала она, когда я приступал с расспросами.- Тебе без этого со мной что, плохо?

Я тогда снимал квартирку где-то на Севере Москвы.

Она звонила мне раз в неделю в Останкино.

-Встретимся?

-Давай,-соглашался я.

Если я был занят, она не обижалась.

Она ждала меня в метро на станции ВДНХ, на перроне ближе к выходу. Я иногда задерживался на вечерних эфирах – когда на полчаса, когда на час и более.

Она ни разу не упрекнула меня, ни словом не выразила своего неудовольствия.

Мы приезжали ко мне, и тараканы разбегались по мойке с грязной посудой.

Она начинала уборку и одновременно готовила ужин – из того, что было под рукой, и из того, что мне удавалось перехватить в останкинских буфетах в те голодные годы.

Странные отношения, встречи без радости – как по расписанию.

-Зачем тебе все это? – Спрашивал я.

-Тебе что, со мной плохо? – Неизменно отвечала она.

Я пытался ей помочь – она всегда отказывалась от денег. Единственное, что она приняла – я купил ей меховые варежки, заметив, как она прячет в рукава своего красного и немодного пальто озябшие руки.

Шло время. Квартира приобрела более цивилизованный вид, а моя подруга как молчала, так и молчала.

И на ее лице с правильными, тонкими чертами никогда не отражались никакие эмоции.

Что я помню еще?

Что она стягивала темные волосы в узел, что придавало ей сходство с тургеневскими девушками.

Что когда мне было плохо после гулянок, она сидела со мной ночь напролет и не ложилась спать.

И никогда ни о чем не просила, ни о чем не спрашивала, и не связывала меня ни словом, ни жестом.

Потом она ушла – наверное, почувствовав мое охлаждение.

Хотя я привык к ней, к тому, что она всегда рядом, всегда молчит и готова за мной следовать куда угодно.

Странно устроен человек – большинство мужчин мечтает о такой подруге, а мне хотелось большего.

Чего?

Огня, страстей?

Глупость все это, гораздо лучше покой и мир в душе.

И она ушла, и больше не появилась.

Прошло почти тридцать лет.

Я часто езжу мимо Люберец на дачу.

И каждый раз вспоминаю, думаю, гадаю – что это было?

И где здесь она живет?

И, может быть, это было что-то настоящее – без слов, клятв и страстей?

А позвонить мне некуда – я потерял ее телефон еще тогда, привыкнув к тому, что она звонила всегда сама.

Как правило, по средам или четвергам.

Почему – не спрашивайте…

Нет комментариев
Добавить комментарий