Ещё в конце 1980-х годов полковник авиации в отставке Владилен Герасимович Иванюшенко стал одним из инициаторов создания Совета ветеранов авиагородка и впоследствии был избран его председателем.
Опубликовано - 14.02.20 в 08:32; время чтения ~ 2 минуты
Участнику Великой Отечественной войны 20 января исполнилось 94 года. Несмотря на почтенный возраст, ветеран по-прежнему полон сил и энергии. На просьбу об интервью Владилен Герасимович откликнулся с радостью и в тот же день пригласил журналиста «ЛГ» к себе домой.
Его парадный мундир украшают много наград, но самая дорогая его сердцу – медаль «За боевые заслуги».
Владилен Иванюшенко родился в Киеве в семье белоруса Герасима Прохоровича и украинки Елены Гордеевны. Его отец был чекистом, входил в тройку НКВД. Громил Махно, Петлюру и вообще был довольно успешным карателем. По рассказам очевидцев, он мог один зайти в лес, где скрывалась банда, и вывести всех обезоруженными.
- Позже отца направили в Среднюю Азию бить басмачей. Несколько месяцев он там пробыл и вернулся за нами, – вспоминает ветеран. – Затем боролся с контрреволюцией в Сибири, участвовал в «кировском» деле. Так мы с отцом и колесили: из Средней Азии в Омск, оттуда в Ленинград.
Каким-то образом он прознал, что его начальник – капитан госбезопасности Брозголь – работает на другое государство. О том, что отец об всём догадался, Брозголь вскоре понял. И приказал его «прикрыть». Когда отцу удалось освободиться из-под стражи, он тут же отправился на поезде в Москву – к генеральному комиссару госбезопасности Н.И. Ежову. Николай Иванович смог принять его только на третий день, и отец рассказал ему всё как есть. Ежов выслушал его и направил в Тульскую область, в Узловую, здесь папу назначили начальником отделения КГБУ.
Отец вёл много дел, однако чем-то не угодил Л.П. Берии. В результате по распоряжению Лаврентия Павловича его посадили в тюрьму и в скором времени планировали расстрелять, но… началась Великая Отечественная. И всех «неугодных» Берии сотрудников НКВД, в том числе моего отца, создав специальное подразделение, отправили на передовую.
Когда отца посадили, нас с мамой и сестрой Розой стали притеснять, и уже с началом войны мы уехали из Ленинграда к папиному брату в Тульскую область, в д. Дубики, что под Ефремовым. Но только мы обосновались, в деревню пришли немцы и заняли её. Наутро нас, пацанов, неприятели подняли и велели отвести коней на водопой. Подходим к реке и видим, что на противоположном берегу – советские бойцы. Мы попытались хоть как-то им сообщить о пришедших в наши места фашистах, но супостаты это заметили и быстро погнали нас назад. В деревне они построили нас в шеренгу и сделали по предупредительному выстрелу, пули просвистели между ногами… Вскоре немцы снова усадили нас на лошадей, приказав напоить их, но велели скакать уже к другой части реки, а сами нас сопровождали. Приблизившись к воде, мы упали на землю и поползли вперёд. Мысль о том, что я не умею плавать, задержала меня, однако фашисты заталкивали нас в реку насильно. А на дворе ноябрь, вода холодная. Из нас троих до другого берега каким-то чудом доплыл только я. Второго парня немцы подстрелили, а третий, помню, старался плыть изо всех сил, но, видимо, обессилил и утонул.
В декабре 1941 года в ходе Елецкой операции город и его окрестности были освобождены. Позже меня направили на трудовой фронт под Орёл. Бои здесь были страшные, но рассказывать обо всех этих событиях мне морально тяжело.
С 1942 года в течение двух лет я проходил обучение в военно-воздушной спецшколе в Пенджикенте. До сих пор вспоминаю, как мы ходили по кишлакам и выгоняли дезертиров на фронт. Окончив спецшколу, я попал в Одесскую военную авиационную школу пилотов, которая тогда находилась в эвакуации во Фрунзе. После её окончания меня направили в Казахстан (станция Луговая), там базировалась истребительная эскадрилья и наш учебный полк. Но недолго я здесь пробыл, вскоре меня направили в Ташкент. И тут, освоив штурманское дело практически, началась моя лётная деятельность на самолётах По-2, Р-5, Ще-2, бомбардировщике «СБ». Вот-вот и меня вместе с другими сослуживцами планировали отправить в Америку, откуда по ленд-лизу мы должны были перегнать в СССР бомбардировщики Дуглас А-20 «Бостон». Но, к счастью, война закончилась.
Как и отец я тоже хотел служить в КГБ. Но когда из армии подал заявление о переводе, мне тут же ответили, что согласно приказу И.В. Сталина детям, чьи родители были отстранены от службы в органах госбезопасности, служить в КГБ не разрешено. И я остался в авиации.
После окончания войны поступил в Киевское высшее военное авиационное инженерное училище. В конце 1950-х годов с отличием окончил его, и меня направили в Люберцы, в 13-й Государственный НИИ эксплуатации и ремонта авиатехники. Сначала работал слесарем (хотя по образованию я военный инженер-электрик), ремонтировал самолёты. А вскоре стал начальником научно-исследовательского отдела средств наземного обслуживания. Проработал в ГосНИИ ЭРАТе до 1979 года. Вышел на пенсию, купил в Новгородской области дом в прекрасном живописном месте на опушке леса и в течение 25 лет каждое лето вместе с супругой Лидией Кузьминичной проводил время там. А на зиму мы улетали к дочери в Сан-Франциско.
У меня двое детей. Евгений – выпускник МАИ, работает в холдинге «Вертолёты России». Лидия окончила Московский технологический институт лёгкой промышленности и Ташкентский педагогический институт иностранных языков, преподавала английский язык в люберецкой средней школе № 4, потом работала в международном отделе Аэрофлота. Сейчас живёт в Америке.
Богдан Колесников.
Фото автора.