ПОЗОВИ МЕНЯ С СОБОЙ

Трабзон – город странный. Это не парадная и не пляжная Турция, это – старинный Трапезунд, где все – нараспашку, и все спрятано в маленьких и узких двориках, в глубине глаз в лучиках морщин.



Опубликовано - 16.01.22 в 17:20 время чтения ~ 12 минут



Я попал сюда морем из Сочи, на ржавом корыте, называемом «паром». Сутки в море – и вот она, Турция.

-Тебе помощь нужна? - Спроси меня коренастый турок, только я вышел из таможни. Или он спросил меня прямо у стойки?

-Какая помощь?

-Отель, машина, тряпки, развлечения…-Он подмигнул.

-Благодарю, я сам…


Через неделю, уезжая, я обращусь к нему – он не вылезал из порта. Обратный паром задерживался на сутки, и турок обязался заехать за мной в отель, когда начнется посадка, и провести без очереди.

Сколько это стоило? Ну, долларов пятнадцать…


Я ходил по улицам древнего портового города, и чувствовал себя веке в шестнадцатом. Крепость? Пушки, направленные в море? Вот они. Золото? Драгоценности? Здесь две торговые улицы - Золотая и Серебряная. Соответственно…

На Серебряной я купил перстень.

-Аквамарин! - Глядя мне прямо в глаза, сказал торговец.

-Иншалла! - Вздохнул продавец древностей, в чью лавку я заходил каждый день.- О, русские! Ты покупаешь какую-то дрянь за пятьдесят долларов, а на настоящую вещь жалеешь сто. Ну, семьдесят пять…Это же фирюзе!

Бирюза! У него в руках отсвечивала голубым настоящая старая иранская бирюза – камень воинов. Любой уважающий мужчина здесь, на Востоке, стремился носить бирюзу, вделав камень в рукоять кинжала или эфес сабли.

Бирюза!

Она хранит в бою и приносит удачу, она…

-Этим бусам много лет,-сказал торговец.-Бери…

И я, дурак, не взял. А тот перстенек с пластмассой вместо камня не выбросил до сих пор…

На третий день в порт пришел круизер с польскими туристами, и две тысячи пассажиров, алчущих развлечений и наживы, разбежались по Трабзону.

Их ждали, к встрече с ними готовились – турецкие сладости, дубленки и кожаные пиджаки вместе с пальто взлетели в цене на триста процентов. Торговцы на Золотой и Серебряной улицах радостно перевернули ценники, и то, что стоило сто, стало стоить двести пятьдесят. Что поделаешь? Скромность – украшение ювелира…

-Продажу сделала?- Спросила русская хозяйка магазина кожи и мехов забежавшую к вечеру русскую же подругу.

-Две!- Ответила та.

-По восемьсот?

-По семьсот. Нехай…

Речь шла о дубленках. Накануне их можно было купить за двести – триста. Впрочем, в Польше их продадут за тысячу…

Русских здесь около пяти тысяч. В основном – женщины. Жены местных. Со всего бывшего СССР. Особенно много с Кавказа и из Средней Азии – близкие религии.

Но полно и москвичек.

-Многие дурочки не понимают, что брак, заключенный в России, здесь не признается,- сказали мне.- И становится она служанкой где-нибудь в деревне.

-А назад?

-Позором считается. Да и паспорта часто не сохраняют – куда деваться…

Мы пили чай в холле отеля. Моя собеседница – негласная глава местной русской женской общины. Лет пятидесяти. Назовем ее Галиной.

-Да, это правда.- Подтвердили мне в консульстве.- Помогаем, конечно, но многие и не обращаются. Надеются на авось.

-Правда, турки детей не бросают,- продолжила Галина.- Не наши охламоны. О детях заботятся. А женщина…Она и есть женщина. Через десять лет неинтересна…

Жара давила снаружи, но кондиционеры обеспечивали прохладу.

-Икрам (угощение),-поставил на стол сладости портье.

«Икрам» вы услышите в любой лавке, как только зайдете. Вас усадят и угостят чаем. Восток! Дело хитрое и гостеприимное.

-Слушай,-говорю я Галине.-Но вас тут – пять тысяч! Сила! Вы хоть в Интернете сеть свою создайте!

-А это мысль! А то ведь все разобщены, носа высунуть боятся.

Пятница. После намаза некоторые местные отельчики, что не в центре города, набиты под завязку. Это «деловые», успешные господа из Стамбула, прибывают сюда на выходные. С дамами. Здесь не спросят -  женаты, или нет. Сюда не заглянет супруга…

-Рахмат!- Поблагодарил я служку отеля.

-Чок гюзель! (Очень хорошо!)-Расплылся он в улыбке в ответ.

                                    

Черная Богородица

-Эфенди, такси…-Тихо позвали от стойки.

-Ты в монастырь? К Черной Богородице?

-Да.

-Окей,- сказала Галина.- Завтра дорасскажу. Есть одна история…

«Панагия Сумела» - монастырь в скалах, километров сто от Трабзона. Здесь долго хранилась икона работы апостола Луки. А в начале двадцатого века, во время известных событий, христиане отсюда ушли. Но сейчас отношения сглаживаются, и им иногда разрешают устраивать службы в древней святыне.

-Подожди меня,-говорю водителю.

-Якши, якши!

Километровый подъем. И я проклял свою глупость – зачем я тащу в рюкзаке три фотокамеры и кучу объективов?!

Туристы – в основном, турки. Но есть и европейцы – шумно восхищаются увиденным итальянцы.

А я как стоял, так и замер – повсюду фрески на стенах перечёркнуты пулеметными очередями, повсюду выколоты глаза кинжалами у святых…

И воздел руки к потолку и с изображением Богородицы переводчик – то ли в негодовании, то ли в молитве.

Монастырь основан в шестом веке. Сейчас, если верить ученым, век двадцать первый. Сколько же лет человеческой вражде?

Таксист покачал головой, увидев меня спустившимся с горы, и всю обратную дорогу мы молчали.

Потом он спросил разрешения поставить музыку, и что-то веселое загремело в машине.

-Ты читал Коран? - Удивился один мой новый знакомый в Трабзоне. - Ты, русский?

-Читал. И могу процитировать тебе мое любимое место из этой Книги.

-Любопытно…

-«Оставь их до времени в этом их водовороте…» Сура Аль Муминун. Аят пятьдесят четыре.

                                       

Рыжая женщина, где ты?! Отзовись!

-Ну, слушай. Так и быть, расскажу.- Встретила меня Галина наутро.

Чай, рахат-лукум, пахлава. Икрам!

-Была тут одна. Москвичка. С области, где-то рядом с Москвой. Красавица – глаз не оторвать! Рыжая, глазищи голубые, грудь, попа, высокая, талия осиная – все при ней! Влюбилась в местного парня. Ну, поженились. А семья его ее не взлюбила. Ну, не местная, чужая! Что уж тут…

Он тогда с семьей порвал. Видный сам парень, с перспективами. Ушли они, в Трабзон переехали – сам он не отсюда. Двое ребятишек. Души в ней не чаял, и она в нем – аж светились оба.

Семья нашла. И кого-то то ли подкупила. То ли что…В общем, пришел к нему один, и говорит:

-Ты что, канка (бро, чувак). Да она же «наташей» была! И сейчас гуляет!

Тот как будто умер на глазах.

А какой там «гуляет»! Она уже закрылась, в черном ходила, лицо прикрывала.

Короче, помучился он, взял детей – и в Стамбул.

Мы думали, она руки на себя наложит, всем миром ее спасали.

А потом…

Потом слух дошел – женился он, на ком семья рекомендовала. Да дети мачеху не приняли.

Она вернулась в Россию.

А он – год уж как прошел…Приезжал сюда со старшим.

Нашел меня, спрашивает:

-Где она?

-Что ты, милый…Ищи ветра в поле…Она не домой поехала, а куда – знать не знаю, адреса не оставила, писать не просила.

А ребеночек-то и говорит:

-Тетя! Я помню рыжую женщину…Где она?

Я пил чай, как водку – не дуя на горячее.

День валился за середину. Остро пахло рыбой и морепродуктами из бесчисленных харчевен и лавок.

-Ну, и вот…Короче, он теперь так и публикует в русских газетах объявления:

-Рыжая женщина! Отзовись…

…Я возвращался домой. Ржавое корыто плюхало по Черному морю. Пассажиры – или жирные бойкие бабы-челночницы, с визгом гулявшие и плясавшие в баре, или зашуганные турецкие крестьяне, которых везли на стройки за море, в трениках  и тапках на босу ногу.

-Смотри, три доллар взял…За покушить…А что я кушил? Ничего не кушил…И брат…

Худой турок показал мне на бармена. Хлеб с подливой и бобы – вот весь их рацион от вора-хозяйчика.

На палубе молился на Восток, расстелив коврик, какой-то старик.

Я смотрел на легкую рябь, и давило мне грудь и голову – спроси, отчего…


Так чем же закончить?

А вот этим:

«Когда во время ночного плавания под веслами поднимаются искры – быть буре. И оттуда, где дельфины часто подпрыгивают над волнами, поднимется ветер, а еще оттуда, где разорванные облака открывают вид неба. Вот так мы поднялись на поверхность из пучины вод, где перо нашего рассказа подхватил ветер».


Гонорий Августодонский, «Об образе мира», 12 век.





Нет комментариев
Добавить комментарий